В ночь президентских выборов Павел Шеремет сказал Петру Порошенко: “Мы боимся, что вы нас обманете, как обманывали людей все предыдущие президенты Украины”. Обиженный Порошенко заверил, что повода для таких подозрений не давал. Год и четыре месяца спустя в своей колонке на “Украинской правде” в разгар скандала с липецким “Рошеном” Шеремет, вспоминая о том разговоре, написал: “Я не вижу, что он меняется и соответствует времени”. После гибели Павла эти слова кажутся диагнозом. Не только для Порошенко.

За год дело Шеремета не сдвинулось с мёртвой точки и обросло разве что статистикой: столько-то человек опрошено, столько-то встреч с силовиками проведено президентом и т. п. Почему так? Есть только три варианта ответа. Отсутствие политической воли. Дефицит профессионализма. Принципиальная нераскрываемость.

О последней в конце мая сообщил глава МВД Аваков: “Есть 7% убийств, которые полиция не может раскрыть. Дело Шеремета попало в эти 7%”. Не далее как в декабре Арсен Борисович был куда более оптимистичен: “Следующей новостью о расследовании дела Шеремета будет информация о его раскрытии”. Ну что сказать: не прошло и полгода — прозрел! Правда, у специалистов в отношении (не) раскрываемости иное мнение. Например, один из основателей Главного управления по борьбе с организованной преступностью МВД Валерий Кур заявил: “Это классическое преступление, раскрывать такие очень легко”. На фоне появившегося в мае фильма “Убийство Павла” аваковские проценты вообще предстали уродливым лопухом, взращённым на компосте политического безволия и работы спустя рукава.

Не очень верится в то, что Дмитрий Гнап из “Слідство.Інфо” именно так, как это показано в фильме, добывал “километры видео” с разных камер наблюдения. Но ещё меньше — в то, что силовики по каким-то неведомым обстоятельствам не в состоянии были сделать этого раньше и для них ключевые кадры и фигуры, на которых построен фильм, стали вдруг диковинкой. Наверное, такая интрига хороша для сериала “Фантомас”, где комиссар Жюв представлен полным кретином, но в реальности подобные клинические случаи всё-таки едва ли возможны. Если СБУ удаляет часть видео с камер наблюдения, а следственные органы мешают друг другу и не могут обнаружить те записи, которые позже становятся достоянием медиа, значит, это кому-нибудь нужно.

В день, когда вышла документалка о гибели Павла, британская The Guardian опубликовала материал, в котором Дрю Салливан, редактор международного Проекта по расследованию коррупции и организованной преступности (OCCRP), заявил: “Теперь мы должны рассмотреть возможность того, что кто-то в правительстве сыграл свою роль в убийстве”. Салливану такая “смена вех” кажется вполне логичной. Специалисты из OCCRP были причастны к созданию фильма и, вероятно, смогли оценить пассивность украинских властей. И то, как она диссонирует с фонтаном обещаний раскрыть преступление, поскольку “это дело чести”.

Никто не обязан считать точку зрения Салливана истиной в последней инстанции. Но чтобы её опровергнуть, власти Украины должны чуть ли не укусить себя за ягодицу: найти убийц и заказчиков. Сделать это по прошествии года чрезвычайно трудно. Тот же Валерий Кур на пальцах объясняет нехитрую динамику процесса: “Не раскрыл по горячим следам, в первый час, — у тебя есть ещё три дня. Не раскрыл за три дня — всё, забудь об этом”. Ему вторит юрист-криминолог Анна Маляр: “После того как время упущено, максимум, на который можем рассчитывать, это найти исполнителей или следы уже умерших исполнителей”.

В создавшейся ситуации недавнее предложение Порошенко привлечь к делу “международно признанного расследователя” смахивает на попытку заменить эстонскую гончую на грейхаунда, когда все зайцы уже разбежались к чёртовой матери, а охота плавно перетекла в грандиозную пьянку. Странно, что к идее президента с сочувствием отнёсся Джоэл Саймон, исполнительный директор Комитета защиты журналистов — организации, в июле представившей отчёт с очень точным названием: “Отказ от правосудия: расследование убийства Павла Шеремета в Украине не дало результатов”.

Иностранцам в массе своей всё же трудно понять, что происходит в нашей многострадальной стране с властью. Они, по-видимому, полагают, что в сложившейся обстановке она должна как-то реагировать. Действовать. Хотя бы из чувства самосохранения.

Они ошибаются. У украинской власти нет чувства самосохранения. По крайне мере в общепринятом смысле. Она слишком фейсбучна и медийна, чтобы анализировать процессы. Она выродилась в набор лозунгов. Она демонстрирует нам наигранные эмоции (скорбь, гнев, непримиримость, сострадание — меню по запросу) там, где должна была бы проявить рассудок, расчёт и приверженность фактам. А отсутствие у неё политической воли — эвфемизм, в действительности означающий примат собственных интересов над государственными и общественными.

Всё это, собственно, и выявило “дело Павла Шеремета”, которому исполнился год. И да, в 2015-м Павел был прав: власть не меняется и не соответствует времени. Тогда он говорил это о Порошенко. Сейчас это в значительной степени относится к системе в целом.