Украине исполнилось три с половиной года.

Наверняка, найдутся те, кто станет спорить о точке отсчета. Те, кто будут вспоминать 1991-й или 1918-й, или и вовсе нырять в прошлое на несколько столетий. Но все разговоры о тысячелетней истории хороши настолько, насколько и бесполезны. Потому что нынешнюю Украину не построить из рецептов Ярослава Мудрого и Богдана Хмельницкого. Даже рецепты середины ХХ века – это уже удел историков, а не политиков.

А настоящая – неимитационная – независимая Украина появилась лишь тогда – на рубеже 2013-2014 годов. И война нынешняя – это война отложенная. Которая бы случилась двадцать лет назад, если бы 1991 год стал настоящим рубиконом, а не переходной точкой от УССР к УССР с частной собственностью.

И весь нынешний спор под аккомпанемент артиллерии – это дискуссия о том, где Украина заканчивается.

Украинский вопрос в имперском дискурсе успел эволюционировать. От хрестоматийного “Украины не существует” (“украинцы – испорченные русские”), через “Украина – это Галичина” до “в Украине есть наша “новороссия”. Аппетит притязаний сокращался по мере того, как Украина двигалась на восток и юг.

И вся амбиция империи сегодня заключена в том, чтобы этот процесс заморозить. Притормозить. Провести линию разграничения с четким ментальным “наше-ваше”.

До войны Москва очень любила галицкий сепаратизм. Не за национализм – которого там было вдоволь. И не за искренность – дефицита в котором тоже не было. А именно за то, что его адепты были готовы Украину сужать. Отвергая все то, что не попадало в резонанс с их пониманием “украинского”. Все, что размывало, как им казалось, концепт “настоящей Украины”. Галицкий сепаратизм играл на руку всем тем, кто стремился найти в стране плацдарм для имперского реванша.

Любая попытка Украину поделить – это не просто игра на Москву. Это еще и неспособность видеть процесс в динамике. Потому что последние двадцать шесть лет – это ни что иное, как процесс диффузии Украины. Расширения ареала украинского языка и украинского взгляда на историю. Процесс экспансии украинского политического, в конце концов. Задайте себе проверочный вопрос: где остановился бы фронт, если бы нынешняя война началась не в 2014, а в 1992?

Вдобавок Майдан стал одним из главных этапов формирования украинской политической нации. Той самой, для которой важна не кровь и не почва, не окончание фамилий и не язык колыбельных, которые тебе пели в детстве. Украинская политическая нация рождалась тогда, когда сумма общего перевесила разницу непохожестей. Когда за Украину на улицах и в окопах начали сражаться этнические украинцы и евреи, русские и крымские татары, армяне и азербайджанцы.

Эта война не этническая и не религиозная. В ее основе – разные картинки будущего. И потому по другую сторону окопов точно так же есть этнические украинцы – просто их отличие в том, что они хотят империю и малороссию.

Нужно отдавать себе отчет: украинская независимость – реальная, а не имитационная – очень молода. А горизонт решения многих вопросов порой способен растягиваться на два поколения. Наверняка, кому-то бы хотелось уже завтра обнаружить повсеместное использование государственного языка в быту – но в этом желании слишком много эмоций.

Украинский флаг и язык появляются там, куда приходит Украина. Но сперва она должна туда прийти. Лояльность к языку появляется сразу после политической лояльности. По мере включения в украинский государственный проект новых территорий на них будут появляться те, кто станут выбирать государственный язык в качестве языка повседневного общения. И этот порядок изменить не получится – наивно думать, что равнодушные и колеблющиеся решат изменить свои бытовые привычки до того, как начнут воспринимать Украину как свое государство.

А потому любой, кто сегодня пытается делить страну по любому вопросу, кроме политической лояльности, попросту замораживает процесс “украинизации Украины”. Любой, кто не понимает, что русский язык нередко – инструмент для идеологического миссионерства в русскоязычных регионах Украины – совершает ошибку. Любой, кто ставит во главу угла этничность, кровь и почву – играет на руку Кремлю. Потому что “сузить Украину” – это та самая цель, которую пытается достичь Москва.

Чтобы Украина стала такой, как мы хотим – нужно сперва выиграть войну. Любой, кто хочет выиграть войну – ищет союзников. Любой, кто хочет ее проиграть – прогоняет их.

Некоторые вопросы решаются быстро. Некоторые – нет. Одни гордиевы узлы можно разрубить. Другие нужно научиться развязывать.

Любая инклюзивность – это благо. Любая эксклюзивность – зло. Героические поражения могут создать хороший эпос. Но учебник истории способна создать только победа.

Равно как и умение видеть процессы в динамике.