Мой друг Сергей, с которым я поступил во Львовское высшее военно-политическое училище, после развала СССР уехал в Москву в 1992-м. Так делали те, кто не хотел принимать присягу на верность Украине. Обычная поколенческая история того времени, произошедшая с теми, кто имел неосторожность родиться не в то время и в не том месте.

С 1992-го мы вполне мило общались, я не раз приезжал в Москву, и Сергей был первым, с кем мне было действительно приятно встречаться. В один из таких приездов, в том самом 2013-м, он и поплакался мне в жилетку, поведав свою грустную семейную историю. Вкратце она выглядит так.

В то время, пока Сергей был в Чечне, друг семьи (кстати, тоже учившийся с нами в ЛВВПУ) вступил в более близкие, чем дружеские, отношения с женой Сергея. И всё бы закончилось простым, хотя и не очень красивым адюльтером, но чувства между женой друга и другом друга оказались больше простого секса. И в одно из возвращений Сергея из Чечни они ему всё рассказали.

Трудно сказать, что лежало в основе разрыва. Не совсем адекватное поведение Сергея (“чеченский синдром” и связанные с ним прочие последствия) либо действительно то, что называется “сердцу не прикажешь”, но семья развалилась. Рассказывая мне об этом, Сергей сквозь водку и слёзы просил, чтобы я никому не рассказывал об этом. Я, естественно, и не рассказывал. Не потому что некому, а потому что незачем. Обычная бытовая драма, телесериальная, я бы даже сказал.

Прошло четыре года. Меня зачем-то включили в группу выпускников ЛВВПУ в Facebook, и я, скуки ради, пару раз полистал то, что в ней происходит. И, кроме фото более чем 20-летней давности в стиле “как молоды мы были, как искренне любили”, обнаружил видео с недавних посиделок московских однокашников.

Сергей толкал тост. Но не обычный в таких случаях а-ля “давайте не забывать друг друга и помогать друг другу”. Он рассказал на видео свою драму, призвав однокашников, сидящих за столом, не подавать при встрече руки тому самому другу-“предателю”. Таким образом, тайна перестала быть тайной. И я оказался не связан узами её сохранения. Я до сих пор не знаю, зачем Сергей это сделал. Впрочем, это уже неинтересно.

С 2014-го по 2015 год мы с Сергеем в личной (и не очень) переписке активно занимались тем же, чем тогда занимались многие, оказавшиеся по разные стороны поребрика. То есть активно портили друг другу нервы, пытаясь доказать что-то друг другу по поводу Евромайдана, Крыма, Донбасса, Путина, пресловутого “Правого сектора” etc.

Мой тезис во всех этих бессмысленных спорах был прост. “Представь, – писал я ему, – тебе хреново, у тебя проблемы в семье, к тому же полным ходом идёт ремонт в квартире. Но к тебе домой заходит лучший (как ты считал) друг и тупо отбирает одну из комнат. При этом сначала морозится в стиле “это не я, просто так сложилось”, а потом-таки признаёт и устраивает пышное новоселье”.

Я сознательно употребил слово “комната” вместо слова “жена”. Не хотел его ранить. Знал, что будет тяжело. Но Сергей аллюзии не понял и всячески мне в ответ “правосечил”. Он не понял, что и мне тяжело. Что я больше никогда не зайду в эту оттяпанную “комнату”. Потому что брезгливо. Что, вероятно, я никогда больше не поеду в Москву. Даже не потому, что боязно (особенно после истории с Сущенко), а потому, что не хочу. Что, вероятно, даже если я и поеду в Москву, то вряд ли захочу встретиться с ним. Потому что говорить о его семейной драме не могу. А о Крыме, оттяпывание которого так натужно “весело” праздновалось в конце минувшей недели в России, не хочу. А больше и говорить не о чём.

Я его просто попросил не выходить из “комнаты”, не совершать ошибок. Дальнейших. Он не понял. Увы.

Источник: newsonline24