Запад переживал несколько всплесков идиотизма политкорректности. Один из последних пришёлся на рубеж веков. “Инфекцию”, как обычно, подбросили Соединённые Штаты, где людей с тёмным цветом кожи последовательно именовали то “негр”, то “чёрный”, то, наконец, “афроамериканец”. Умберто Эко в 2004 году всласть прошёлся по американской склонности к лингвистической толерантности, помимо прочего, одарившей мир целой кучей пародийных словарей, страшно смешных, “в которых поди разберись относительно предложенных словарных форм, взаправду ли их хотят укоренить в языке или это попросту розыгрыш”. Эко приводит совершенно умопомрачительные варианты замены “некорректных” терминов: “оператор по быкоуправлению” для ковбоя, “эрекционно ограниченный” для импотента, “фолликулярная регрессия” для облысения, “меланиново недоукомплектованный” для людей белой расы, “горизонтально легкодоступная” для девицы лёгкого поведения. Последний образчик как будто снят с языка Владимира Путина, не так давно назвавшего российских проституток “девушками с пониженной социальной ответственностью”, которые, тем не менее, “безусловно, самые лучшие в мире”.

Райские кущи подобных стёбных глоссолалий расцвели на почве, хорошенько унавоженной так называемой гипотезой Сепира – Уорфа, в соответствии с которой язык формирует понятия и действия говорящего. Иными словами, если ты думаешь о еврее не как о жиде, значит, ты и относишься к нему как к еврею, а не как к жиду. Хранишь любезность и ставишь непреодолимые барьеры перед потенцией создания концентрационных лагерей – даже умозрительной. И так далее. С указанным постулатом спорили многие лингвисты, но это не отменяет того факта, что упражнения в политкорректности уходили с головой именно в понятийные дебри, из которых потом забывали выбираться, поскольку внятно объяснить, почему “лесбиянка” – это лучше (или хуже), чем “последовательница Сафо”, было невозможно.

Какое это имеет отношение к тому, что сейчас происходит в Европе? Давайте вернёмся к фильму, о котором я упоминал вначале. Там среди прочих сюжетов есть такой: у директора музея современного искусства Кристиана кто-то крадёт телефон и бумажник. Он решает найти вора. Самостоятельно. Специальная программа по поиску месторасположения телефона подсказывает ему, где искать: в одном из домов в бедном районе. Что делает герой дальше? Он прибывает на место и бросает в почтовые ящики записки с текстом: “Я знаю, что ты украл мой телефон и бумажник”, доводя до сведения злоумышленника, куда их нужно вернуть. То есть с точки зрения здравого смысла ведёт себя абсурдно, представляя всё таким образом, будто он имеет дело не с преступником, а с человеком, с которым можно договориться, пусть даже тот и совершил неблаговидный поступок.

Над этой едкой сатирой режиссёра Рубена Эстлунда смеётся зритель – и шведский, и вообще европейский. Потому что не называть вещи своими именами, не действовать так, как требуют обстоятельства, быть дипломатом там, где дипломатией даже не пахнет, – верх глупости. Абсолютно заплесневелой. С таким подходом пора кончать. Это, конечно, некоторое огрубление всей конструкции фильма. Он гораздо более объёмен. Но акценты именно такие.

Теперь вопрос: а чем сегодня заняты ведущие европейские политики, такие как Меркель и Макрон? Да тем же. Отменой политкорректности. Меркель после саммита G7 заявляет, что времена, когда можно было зависеть от других (читай США), прошли, и надо брать судьбу в свои руки. А буквально на днях, после встречи с премьер-министром Индии, добавляет: “Европа должна вмешиваться в международные дела”. Ещё недавно такую Меркель и представить было нельзя. Как невозможно было вообразить, что хозяин Елисейского дворца Эммануэль Макрон на совместной пресс-конференции с Владимиром Путиным назовёт российские медиа Sputnik и Russia Today “органами лживой пропаганды”. То есть заочным препирательствам предпочтёт ремарку, брошенную прямо в лицо отцу-вдохновителю этих самых “органов”.

Всё это выходит за рамки манеры поведения, ставшей в последние годы привычной для Старого Света. И даже в самой Европе “пробуждение от куртуазного ритуала” воспринимают примерно так, как если бы увидели, что паралитик вдруг взял да и пошёл. Кабы беды не было! Кабы не навредил себе! Кабы не упал! Британская Times, к примеру, оценила высказывания Меркель по поводу США подобным образом – крайне настороженно. Но даже сотни таких публикаций, похоже, не смогут переломить наметившуюся тенденцию: Европа начинает избавляться от лингво-поведенческого балласта. Европу ждут перемены. Если так пойдёт дальше, то ничего невозможного не будет в том, что мир в очередной раз вступит в эпоху европоцентричности.